Я надеваю свои розовые очки чтобы увидеть мир в чёрном цвете. Илья Крончев-Иванов

я надеваю свои розовые очки чтобы увидеть мир в чёрном цвете

Кураторский проект искусствоведа Ильи Крончева-Иванова, посвящённый способам сопротивления сегодняшней реальности с помощью «самоостранения». Обращаясь к опыту искусства дадаизма, проект предлагает осмыслить бытования аномальной, странной и кривой идентичности, в которой постоянные процессы монтажа и демонтажа, коллажа и деколлажа, идентификации и дезидентификации, а также множественного присутствия своего и другого «я», становятся определяющими и конституирующими.

В проекте участвуют художники Грета Димарис, Лера Лернер, Виктор Тимофеев, Вероника Вепрева, Юра Козлов, alesha, Иван Вербер, Юлия Белова, Маяна Насыбуллова.

Со-кураторы проекта: Ангелина Браун и Надя Ковалёва.

Проект реализуется при поддержки фонда современного искусства INTERVAL.

кураторский текст

мир вывихнул сустав

В разгар Первой мировой войны 5 февраля 1916 года в небольшом цюрихском кафе собрались художники, поэты и писатели, покинувшие свои родные страны. Они, уставшие от вооруженных конфликтов, сложных смыслов и удручающей реальности буржуазной культуры, хотели сбежать в мир, где нет устоев и традиций, строгих канонов и правил, но есть художественная вседозволенность.

Впоследствии, эта интернациональная группа художников назвалась дадаистами. Дада означало все и ничто одновременно. Парадоксальная негативная идентификация, абсурдность и кажущаяся нелепостью заумь позволила дадаистам не просто вписать свою художественную практику в систему «против всех», а именно совершить выход за пределы какой-либо нормативности. Этот выход отчетливо подметил поэт и художник Тристан Тцара в первом манифесте дада: «я пишу этот манифест, чтобы показать, что противоположные действия можно производить одновременно, на одном дыхание; хотя я против любого действия; что же касается постоянных противоречий и отстаивания позиций, то я ни за, ни против и не даю никаких пояснений, потому что мне ненавистен здравый смысл».

Понятно, отчего Тцара и другие дадаисты ненавидели «здравый смысл». Он, словно паутина, с самого детства окутывает нас. Посредником становятся различные институции: школы, больницы, университеты и т. д. В глазах дадаистов именно благодаря «норме» и «здравому смыслу» европейская культура встретилась с хаосом и катастрофой в лице Первой мировой войны, беспощадной живодерни. Тогда буржуазия делала вид, что ничего не происходит, цепляясь за европейское величие, в том числе, культуры и искусства. Как писал Тцара, дадаизм «не признает никаких теорий. Хватит академий, кубизма и футуризма. Это лаборатории для нормальных людей». Что он имел в виду под «нормальными людьми»? Означало ли это, что дадаисты в этом аспекте становились ненормальными и странными?

время странных женщин и странных мужчин

В середине 1970-х французский философ Мишель Фуко читает курс лекций, посвященный исследованию понятия «ненормальный» или, скорее, «анормальный». Что есть норма? Что значит быть нормальным? Или л воды учитывать ненормальным? Рождаемся ли мы нормальными или становимся таковыми? По Фуко, норму следует понимать не как естественный закон, но как способ принуждения. Норма несет за собой претензию на власть. И именно благодаря нормативности власть обосновывается и узаконивается. Центральный механизм власти не угнетение и исключение, а, наоборот, производство, преобразование, добавление. И, прежде всего, производство норм. С самого рождения мы оказываемся в паутине из конвенций, правил, нормативных действий и законов, которые формируют нас как «нормальных»

Там, где есть место странности, нарушению конвенциональных рамок и выходу из стратегии ряда нормативностей, которая подразумевает наличие «нормы» и «не-нормы» как двух диалектических и противодействующих сил, влияющих друг на друга — там возможен разговор о квир-теории. В классическом понимании эта теория, появившаяся в университетском дискурсе в конце второй половины XX века, является ответвлением критической теории и выстраивается вокруг понятия queer (от англ. «странный», «не такой как все», «своеобразный»). Квир — это термин, используемый для описания тех, кто чувствует себя маргинализованным в результате стандартных социальных практик.

Исследовательница Аннамари Джагоз считает, что категория квир находится в перманентном процессе своего становления. Но при этом это не означает, что этот термин еще не нашел свои четкие коннотации и не был теоретически выстроен. Это значит, что его эластичность, текучесть и подвижность носит определяющий и конституирующий характер. В этом смысле можно обнаружить схожесть с термином дада, который также взывает к своей текучести и невозможности его четкой идентификации. Мы не можем поймать эти термины. Квир и дада остаются собою до тех пор, пока остаются неясными, нераскрытыми, непонятыми и непонятными, ненормальными. Это свойство в квир-теории называют дезидентификацией. Отторжение любой идентичности становится условием возможности формирования нового субъекта.

политика ненормальных

В «Заметках о политике ненормальных» современный философ Поль Пресьядо замечает, что квир — это позиция сопротивления конвенциональной реальности. В таком случае, уже не важен объект, на который направлено резистентность — гегемония буржуазии или патриархата, а важен сам факт существования подобной системы угнетения, построенной по принципу конвенций и нормативностей. Квир и дада выбрали свой способ сопротивления: быть странным — значит сопротивляться реальности. Они создали монстра, имя которому многообразие.

Квир — это множество различий, множество Других, собранных вместе. Словно дадаистский коллаж, сочетающий несочетаемое и позволяющий существовать сущностным различиям в одном общем поле. Важно вспомнить, что сам дадаизм как направление сформировался в результате слияния национальных множеств: немцы, румыны, поляки, французы, швейцарцы потеряли свою идентичность, чтобы обрести новую — дада-идентичность.

Тело монструозного многообразия оказывается в центре процесса детерриторизации — одного из основных концептов постмодернистской философии, связанного с метафорическим уходом с оседлой территории или от привычного и нормального. Как пишет Пресьядо, «детерриторизация заставляет человека сопротивляться процессу нормализации». Возможно, вынужденный побег дадаистов из своих родных стран можно считать процессом детерриторизации как в прямом, так и в переносном смысле. С точки зрения постмодерна, территоризированное сознание (то есть нормальное) предпочитает, как и в армии, всеобщий цвет хаки, безобразно единообразное.

В начале XX века Первая мировая война стала необратимым исходом территоризации — источником властной паранойи. Она формирует режимы нормальности и ненормальности, формирует гендерные роли. Мужчины должны взять ружья и защищать свой народ, а женщины оставаться в тылу и оказывать всевозможную помощь. Как было возможно противостоять или уклониться от этих политических форм субъективизации и формирования определенных идентичностей? Именно с ними начало бороться дада, а потом продолжило квир-движение. То, что долгое время с легкой подачи самих представителей этих направлений называли дурашливой игрой в ничто оказывается множественностью, восставшей против режимов, формирующих их как нормальных, так и не нормальных.